протер руки, а потом обтер и лицо. Пошел.

Лиза ждала его в вестибюле.

— Пойдем к тебе… Поговорить нужно! — и пошла впереди его в комнату.

«Смущена… щечки краснеют, глаза отводит!».

Села на табурет:

— Вань! Вот, не знаю, как сказать… Мы с Лидой поссорились!

«О как!».

— А чего так?

— Да не знаю я… я вчера как-то пыталась ей объяснить… А она обиделась, и как давай на меня ругаться! Вот… не знаю, что теперь делать! — непривычно было видеть веселую и уверенную в себе Лизу в таком… обескураженном состоянии.

«Это что же получается? Лиза, так сказать, по своей личной инициативе вчера «выступила»? Никакой договоренности с Лидой не было? Вот как! Ну уж эти женщины! Особенно — интеллигентные! Которые всегда все лучше всех знают — что и как нужно другим!».

Иван чуть повеселел — необходимость вступать в, пусть и приятную, но все же — по необходимости, связь с Лидой — отдалялась, а может и вообще сойдет на нет. Он закурил, раздумывая, приоткрыв заднюю дверь, пускал дым струйками наружу.

Лиза ждала, не отводя от него глаз.

— Вань! Ну что теперь делать-то? А? Подскажи, ты же умный парень… Это же моя подруга лучшая!

Косов медлил:

«А вот пусть… помучается!».

— Ну что я могу сказать… Выходит — ты по своей инициативе вчера со мной разговаривала?

— Ну как… по своей… Так-то мы с Лидой… Примерно, так и раздумывали… Но все больше — со смехом. Вот я и решила…

— Ага! А она, значит, обиделась?

— Ну да… Ваня, а что мне сейчас делать?

Он развеселился:

— Ну как что? Ты сама сказала — только после Лиды. Лида сейчас, как я понял, отпадает. Поэтому что? Правильно! Ты первая на очереди! И, полагаю, единственная! Так что, красавица, раздевайся!

Лиза, широко открыв глаза, пыталась вдохнуть. Потом возмущенно замахала на него руками:

— Ванька! Сволочь ты такая! Я к тебе как к человеку, а ты все шуточки шутить! — она вскочила, накинула на плечи пальто и попыталась выбежать из комнаты.

«Ага! Шалишь!».

Косов догнал ее у дверей, остановил, потом развернул к себе лицом. Губки у Лизы тряслись, щечки покраснели.

«Расплачется сейчас!».

Он обнял ее, и преодолевая несильное сопротивление, стал целовать. Когда она стихла и возмущение немного улеглось, Лиза чуть расслабилась, его поцелуи стали более продолжительными и нежными, а руки опять отправились в привычный уже для них путь — открывать неизведанное под юбкой!

— Ваня… что делать-то мне теперь?

— А теперь… красавица моя… ты пойдешь в библиотеку… дождешься, пока никого не будет… и попросишь у Лиды прощения… скажешь, что… была дурой, что хотела, как лучше… что очень себя коришь за… неуместную инициативу, вот!

— Ну как же… ох… ну перестань же… ну чего ты? Ну… Ваня… ну нельзя же так! Ах! Ну что же ты делаешь, а? Ваня… мы же с ней… о-о-о-о… мы же с ней об этом… ах… разговаривали. Она же сама… говорила… ну перестань же! Я думала… что все серьезно! Ну что же ты…

— Может и серьезно… только вы же тогда… смехом все это… обсуждали, да? А вот как ей всерьез на такое решиться? А ты… еще и подталкиваешь. Да так — довольно бестактно!

Лиза чуть вырвалась из его рук, и возмущенно глядя на него, сдувая выпавшую прядку волос с лица:

— Да почему — бестактно-то… мы же подруги!

Иван продолжал… исследовательскую деятельность… под юбкой.

— Вот я и говорю — иди к ней! Повинись, что решила подтолкнуть ее… думала, как лучше… и очень за это себя коришь! А ее — очень любишь, и очень сожалеешь, о своем поведении!

Несмотря на нервы и состояние женщины, Косов, судя по всему, нечаянно нашел… руками что-то, от чего Лиза негромко застонала и чуть обвисла на нем:

— Ну что же ты делаешь… Перестань же… Сам же говоришь… а-а-а-х… к Лиде идти… а сам… что делаешь?

— Тебе приятно, душа моя?

— А-а-а-а-х… очень, — последнее совсем чуть слышно, — но, Ванечка… не время же сейчас… отпусти.

Косов вздохнул, и сам себя матеря:

— Тут ты права… не время. Ну что — пойдешь?

Лиза, продолжая обнимать его, вздохнула:

— А что делать? Пойду…

— А вот… если все-таки думаешь, что Лиде это надо… Приходи сегодня попозже. Вот сама и попробуешь, стоит ли оно того, чтобы советовать подруге.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:

— Так я же говорила… что… после Лиды…

— С Лидой ты была не права. Не с того начала. Может и второй быть — тоже неправильное решение? Вот… поделишься с ней опытом, а она больше заинтересуется, а?

— Ох и нахал же ты, Ваня! Ох и нахал! А если… мне не понравится? Что же мне, Лиде врать тогда?

— Ну почему врать-то? А что — не понравится… Мне кажется, ты и сама понимаешь, что понравится! Очень понравится! — она снова поцеловал ее.

Юбка у нее была… в районе пояса. И даже трусики были приспущены.

«Сам не понял, когда я это… сотворил!».

— Я… я подумаю. Может ты и прав… И вот еще что, нахал… руки вымой. Они сейчас мной так пахнут, что даже мне самой… чувствую я это!

Косов демонстративно поднял руку, поднес к носу и вдохнул:

— А мне очень нравится! Очень!

Лиза покраснела и покрутила пальцем у виска:

— Ты, Ванечка, точно — сумасшедший! Как тот… кобель… за течной сучкой!

— Вот еще что… Я пойду дальше с дровами упражняться. А ты, как вы поговорите, позови ее чайку попить. Где у меня что хранится, ты и так знаешь. Вон… в тумбочке, если нужно, бутылка коньяка початая стоит. Ну… в общем — разберешься! А чтобы Лида не стеснялась, я еще часа два с половиной, а то и три колотиться на улице буду.

К вечеру он так… упиздякался с дровами, что с тоской думал о своем приглашении Лизы. Усталость сидела в каждой мышце и хотелось только одного — лечь и полежать спокойно хоть полчасика. А лучше — до утра! И как здесь… чтобы ей понравилось?

А она и не пришла! Что это было — обман или женщина поняла, что как мужчина он сейчас не опасен? Косов не хотел об этом думать, и даже был благодарен ей… Ну — если только это не обман, а понимание тяжёлого физического труда.

Три дня они валандались с дровами. Три дня тяжкой пахоты, так привычной для любого деревенского мужика. В конце уже Иван даже удивился, когда Мироныч сел на последнюю оставшуюся